20 августа 2007 г.
Ласковый мерзавец
Валерий Баринов: “За плохих персонажей дороже беру”
Ролей в кино и театре у него — не счесть. Но прославился Валерий Баринов почему-то благодаря своим экранным негодяям. Видимо, слишком “вкусно” их играет. А при личном общении Валерий Александрович наповал сражает редкостным мужским обаянием.
Ролей в кино и театре у него — не счесть. Но прославился Валерий Баринов почему-то благодаря своим экранным негодяям. Видимо, слишком “вкусно” их играет. А при личном общении Валерий Александрович наповал сражает редкостным мужским обаянием.
Поводом для нашей встречи стала его новая работа — потрясающая, неожиданная роль в фильме “Ничего личного”. Картина вошла в “Великолепную семерку “МК” — главную конкурсную программу V фестиваля отечественного кино “Московская премьера”.
“Могу сыграть даже телефонную книгу”
— Валерий Александрович, бывает, что вы идете в проект, как чеховская кошка, которая с голоду, морщась от отвращения, ест огурцы?
— Так, чтобы с голоду, не бывает. Я люблю играть. Мне кажется, могу сыграть даже телефонную книгу. И при этом каждый раз, выходя на сцену, думаю, что сейчас все поймут, какой я бездарь. Между этим страхом и уверенностью, что я могу сделать все, проходит мое существование. В таком вот сладком стрессе. Творчество — это всегда сладко. А момент публичного творчества сопряжен с особым азартом. Ты должен взять зал — я имею в виду театр. Там очень много зависит от зрителя и от моего состояния. Не бывает двух одинаковых спектаклей. А в кино уже все зафиксировано.
— Никаких неожиданностей…
— Только не в отношении картины “Ничего личного”. Я ее уже несколько раз смотрел: со зрителями на фестивалях, со своими коллегами, когда смотреть еще страшнее. И каждый раз было ощущение, что я сейчас сыграю плохо. Замечательную фразу сказала Женя Симонова, когда посмотрела картину в третий раз: “Вы сегодня играли лучше, чем вчера”. Чисто театральный отзыв, но я ее понял. Этот фильм все время открывает мне что-то новое. И я не могу смотреть его без волнения. Не только я — вся наша группа. Фильм похвалили авторитетные люди. Кажется, сиди спокойно, закинув ногу на ногу. А я видел во время очередного просмотра, как колотило от волнения моих партнеров и режиссера Ларису Садилову.
— Зрители как принимали фильм?
— Удивительно! Хотя картина не из простых, она требует работы души. Наверное, есть люди, которым это будет скучно, которым нужен экшн. Как сказал режиссер Питер Гринуэй: “Я могу точно назвать дату смерти кинематографа: когда изобрели пульт для телевизора”. Так что если за несколько секунд ты не успел зацепить внимание зрителя, он тут же переключает на другую программу.
“Мне не повезло с лицом”
— Вы много лет играли в театре, снимались в кино, но широкая известность пришла достаточно поздно.
— Профессиональное признание у меня было всегда. Дело же не в том, чтобы стать узнаваемым, как теперь говорят: медийным лицом. Приятно, конечно, что люди при встрече с тобой улыбаются. Пусть мгновенную радость, но я им доставил. Но есть и масса неудобств! Самое большое — отсутствие публичного одиночества.
Я раньше обожал учить текст роли в кафе. Я вообще люблю раздражающие факторы. Обожаю засыпать под телевизор, пусть себе бормочет. А отсутствие публичного одиночества — большая беда. У меня лицо слишком узнаваемое. Не повезло с лицом.
— Не банальное, вот и интересное. Как Бунин сказал одному знакомому: “В вас, сударь, есть нечто волчье”.
— (Смеется.) Правда? Наверное, есть.
— Может быть, поэтому вам часто предлагают отрицательные роли?
— Я не верю в положительных и отрицательных героев.
— К примеру, в фильме “Игра в шиндай” вы определенно сыграли мерзавца.
— Не так уж все очевидно. За самоуверенностью подобных людей скрываются растерянность, одиночество.
Новые русские, несмотря на свой хамский, самодовольный вид, на самом деле очень неуверенные люди. И не знают, что делать с деньгами, свалившимися на них. Сейчас подросло новое поколение, более грамотное. А те, первые, когда шло варварское накопление капитала, просто не знали, чего хотеть.
— У вас самого какие отношения с деньгами?
— Деньги не моя стихия. Не могу их нормально вложить. Другое дело — заработать — лошадиным, тяжелым трудом. Конечно, мне нравится, что я могу купить автомобиль, который я хочу. Деньги иногда трачу с удовольствием. Жена говорит: “У тебя шопомания”. Это от врожденной нищеты. Было время, когда я ездил на “Волге”. Надо мной все смеялись: “Почему не купить что-нибудь посовременнее?” Да потому что, когда я был молод и беден, люди, ездившие на “Волге”, вызывали у меня восхищение. Это же так просто!
“Я уже выиграл миллион”
— В фильме “Ничего личного” вы сыграли главного героя, Зимина, который для какого-то таинственного заказчика ведет наблюдение за квартирой одинокой женщины. Роль писалась для вас?
— Не для меня, а скорее с меня. При этом актер на роль Зимина планировался другой. Очень хороший. И история была рассчитана на сорокалетнего героя. Понимаете, сорокалетнему мужчине легче предложить себя в качестве опоры. Ему еще есть что предложить. В шестьдесят — тоже есть. Но финал-то жизни не за горами. И с женой у Зимина нормальная, в общем-то, жизнь.
— Он жену любит или это многолетняя привычка быть вместе?
— Вообще, что такое любовь? Для меня это способность пожертвовать собой ради предмета любви. Мне часто нравятся женщины, но пожертвовать собой ради них я не смог бы. А ради жены — да. Как и ради детей. У Зимина с женой отношения как бы в тупике: и бросить нельзя, и нести тяжело. Жизнь вроде бы состоялась: хорошая дача, банки он жене возит для разносолов, сидят обнявшись — все замечательно! Ну, раздражает она его иногда. Они уже не слышат друг друга. “Хочешь кофе?” — “Нет”. — “Сейчас налью”. “Хочешь есть?” — “Нет”. — “Сейчас покормлю”. Абсолютный Чехов! Если честно, то для меня прелесть этой картины как раз в неожиданностях, в неоднозначности. Мне очень нравилось ее рабочее название — “Подсматривающий”. Герой подсматривает, за ним подсматривают. Еще и зритель, получается, подсматривает.
— Приз за эту роль хотели бы получить?
— Критик Дима Быков сказал мне на одном фестивале: “Надо быть полными идиотами, чтобы не дать этой картине приз”. Ребята, я уже выиграл миллион — эту роль. Награды я получал: у меня есть “Золотая маска”, есть премия Станиславского, которая дается раз в жизни, не за конкретную работу, а и за все предыдущие.
— Гордитесь?
— Зачем? Кто лучше — Симонов или Астангов, Леонов или Евстигнеев, Борисов или Ефремов? Как это можно решить? Как можно соревноваться? Это пошло от рекламы: “Лучшая улыбка года!”, “Самая смешная комедия сезона!”. Меня как-то спросили: “Как вы относитесь к рекламе?” Я ответил: “Замечательно! Я никогда не покупаю то, что рекламируют”. Помню, купил телевизор, большой, отличный. Купил, потому что он не рекламировался. Он работал полтора года. Стали эту марку рекламировать — он сломался.
“Нет столкновения — нет драматургии”
— Как, по-вашему, есть существенная разница между мужской и женской психологией? Существует ли война полов?
— Конечно, существует конфликт полов. Конфликт — это из наших профессиональных вещей. Даже любовная сцена не бывает без конфликта. Если нет столкновения — нет драматургии. Что касается полов… Та же Лариса Садилова, с которой у меня две картины, — очень близкий человек, мы друг друга понимаем. Но между нами лежит колоссальная пропасть, которая никогда не будет преодолена: она — женщина, я — мужчина. То же самое могу сказать о маме, о жене, о дочери. Они женщины, я мужчина. И в этой “войне” — залог жизни.
— То есть мы всегда будем приписывать мужчинам мысли, которые им и в голову не приходят?
— А мы вам будем приписывать. Мы взаимно параллельны, и в этом прелесть.
— Но где-то же должны пересечься?
— Нас пересекает древнейший инстинкт продолжения жизни, который сдобрен тем, что мы называем сексом.
Меня потрясла история канадских мышей. Они вдруг миллионами срываются с места. Идут несколько лет, пересекают континент, по пути размножаются. Приходят к океану и топятся, освобождая место тем, кто остался.
Или горбуша, выбросив икру, не уходит, а остается и погибает там, чтобы мальки, которые появятся из икры, съедали их туши. Остаются на корм своим детям. Родительская любовь — что может быть выше?
“Никого не впускаю в свой дом”
— У вас есть дочь Саша...
— И сын Егор.
— Вы согласны, что матери пронзительнее любят сыновей, а отцы — дочерей?
— Я не хочу говорить о своих семейных делах. И никого в последнее время не впускаю в свой дом. Не потому, что я такой гордый. Знаете апогей пошлости? Свадьба Волочковой. Свадьба — это же интимная вещь, из нее нельзя делать шоу. И семья — вещь интимная. Единственно могу сказать, что дочка заканчивает школу и сейчас пойдет в экстернат. Я понял, со школой бороться нельзя, она непобедима, наша школа. Бешеные нагрузки, а толка никакого. Это безумно раздражает и жутко жалко ребенка. Ей нужно заниматься тем, что ей интересно и что в дальнейшем пригодится. Саша хочет идти в журналистику.
— Почему?
— Не в артистки же. Она не актриса. Вот сын у меня — актер. Он сейчас много снимается, слава богу.
— Значит, отношения “сын — мать, отец — дочь” комментировать не станете?
— Мама сыну нужна всегда. Это первая женщина, рядом с которой начинаешь чувствовать себя мужчиной
Женщина, которая может простить, рассмеяться не очень удачной шутке. Сейчас, может, из-за неполных семей молодые люди часто ищут себе женщин повзрослее. Они подсознательно ищут защиту. Вот у меня мама умерла почти три года назад. Ушел человек, который не просто меня любил, а мною гордился. Она была очень простая женщина, и оценки у нее были простые. Когда я приезжал, допустим, из Америки с гастролей и рассказывал, что про меня написала “Нью-Йорк таймс”, как воспринимали зрители, она говорила на это: “Только не надорвись”.
Это была материнская оценка. Я приезжал к ней домой, она была больна, и первый ее вопрос: “Ты ел?” Я постоянно чувствовал ее заботу и гордость за жизнь, которую она в меня вложила.
“Не могу переодеваться женщиной”
— И все-таки мерзавцев вам не надоело играть?
— Меня тут пригласили сыграть мэра-мерзавца. Я сразу сказал, что за “плохих” персонажей дороже беру. Они мне говорят: “Вот почитайте сценарий”. Выясняется, что этот жулик и негодяй к тому же “голубой”. Я говорю: “У вас не хватит денег. Таких денег нет, чтобы я это играл”.
— Вы просто не сможете это сыграть?
— Есть вещи, которые я не люблю. Не могу переодеваться женщиной, мне от этого становится не по себе. Все примеры в кино, даже самые удачные, не могут поколебать мое решение. Даже Олег Табаков, гениально сыгравший женщину в фильме “Мэри Поппинс”. Это не для меня. Мне очень важна моя мужская позиция. Я ее оберегаю. И очень бережно отношусь к позиции женской.
— Жалеете женщин?
— Да, конечно! И у меня женщины вызывают восхищение. Не только как предмет обожания, а из-за того, какое место они стали занимать в жизни. И это вина мужчин. Мы отдаем инициативу, уходим с поля.
— Мужчины часто говорят: “А кому сейчас легко?” Хоть бы на словах пожалели...
— Хочу предупредить: мужчины отдают инициативу с удовольствием. Вот нагрузят вам на шею все свои проблемы, и будете волохать. Я обожаю работать с женщинами-режиссерами. Кроме Ларисы, я снимался в сериале “Кризис веры” — тоже у женщины-режиссера. Особая атмосфера создается. С режиссером-женщиной у меня сразу конфликт или роман. Душевный, разумеется. Женщина сразу занимается делом. Мужики начинают доказывать: я лидер! На это уходит много времени и энергии. А про женщин с некоторым ужасом думаю: “Что же вы делаете, глупенькие?”
— Так что ж нам делать, если ни на кого не переложишь ответственность?
— Переложишь. Как не позволите им за вас прятаться, делать нечего — начнут работать.
— Вот вы работаете как лошадь, а лично для себя хоть что-то делаете?
— На футбол хожу. Я болельщик страстный. Вообще очень мало делаю сейчас для себя. И это меня угнетает: по природе я человек ленивый. С удовольствием лег бы сейчас на диван, отрастил бороду и живот еще больше, чем у меня есть. А я работаю невероятно много. Начинаю уже бояться, не трудоголик ли я. Мною движет страх остановиться.
— Это почти у всех актеров.
— Не то что страх невостребованности, а боязнь потерять форму. Поэтому — гонка. Я вообще-то люблю мастерить. Раньше мне казалось стыдным даже покупать готовую мебель. Я в молодости жил в Питере, там было очень много комиссионок, много разной антикварной мебели. Я ее покупал и реставрировал. И на помойках находил что-то. Там выбрасывали такие вещи фантастические. Нужно было только избавиться от клопов — и все. Шедевры получались! Кажется, в день, когда свободен, возьмись за старое — мастери. Ни фига! Если я свободен, буду лежать не сходя с места.
— А с виду вы такой энерджайзер!
— Одна актриса мне сказала, что я удачно старею.
— В смысле внешне хорошеете или в профессиональном плане?
— Я достаточно востребован. Как-то раз, когда не успевал со съемок на съемки, один замечательный оператор сказал: “Хочешь, совет? Проси в два раза больше денег, и сразу все лишние предложения отвалятся”. Я последовал совету, и сразу стало дышать свободнее. Но все равно остались те, которые могут платить.
Московский Комсомолец Ру
Валерия Горелова
